На вопрос «кто ваш любимый книжный герой?» далеко не каждый сможет ответить с ходу. Особенно, если человек прочёл за свою жизнь больше одной книги.
Подумав, кто-то назовёт Мышкина, Печорина или Онегина. Кто-то вспомнит Воланда или графа Монте-Кристо. Любители детективов остановят свой выбор на каком-нибудь Мегрэ или Шерлоке Холмсе. Шутники выберут в кумиры Буратино или Винни Пуха.
Я за свою жизнь прочёл, наверное, не одну сотню книг. И мой герой — это, совершенно однозначно, Йенсен, комиссар шестнадцатого участка из романа Пер Валё «Гибель тридцать первого отдела».
Действие этой мрачной антиутопии разворачивается в одной неназываемой скандинавской стране. В стране победившего «общества национального согласия», где окончательно улажены все социальные конфликты, уровень преступности на нуле. Однако, основные проблемы — пьянство и высокий уровень самоубийств. Комиссару Йенсену поручено расследовать весьма необычное дело — крупнейшее издательство страны получило анонимку с ложной угрозой теракта.
Сама по себе, повесть очень злободневна и прекрасно написана. Читавшие её отмечают весьма пугающие параллели того, воображаемого мира, с современной реальностью. Да, это действительно так, но лично меня в ней зацепило не это. Ну, да, это так, но это — не новость и не эксклюзив: ну взять тот же Оруэлловский «1981».
Меня в этой книге поразило другое — гениально переданная атмосфера безысходности, депрессии и смутного предчувствия большой беды. И всё это на фоне всеобщего повального пьянства. Причём, злоупотребление алкоголем запрещено даже в собственном доме - установлена допустимая норма опьянения, превышение которой считается преступлением. После трёх приводов за пьянство человек отправляется на принудительное лечение. Третье принудительное лечение является пожизненным.
Несколько цитат:
Иенсен прошел через помещение для регистрации алкоголиков, разглядывая по пути их бессмысленные тоскливые лица. Хотя пьянство на улицах преследовалось строжайшим образом, и с каждым годом все строже, хотя правительство совсем недавно приняло новый закон, запрещающий злоупотребление алкоголем даже в домашних условиях, полиция совершенно изнемогала от непосильной нагрузки: каждый вечер она задерживала от двух до трех тысяч человек, находящихся в более или менее глубокой стадии опьянения. Из них примерно половину составляли женщины. Со времени постовой службы Иенсен помнил, что тогда три сотни задержанных в субботний вечер считалось чрезвычайным происшествием.
Преступность среди молодежи, считавшаяся прежде чрезвычайно важной проблемой, за последнее десятилетие почти сошла на нет. И вообще теперь совершалось гораздо меньше преступлений, возрастал только алкоголизм. По дороге через центр Иенсен неоднократно наблюдал полицейских при исполнении ими служебных обязанностей. В неоновом свете отливали белым резиновые дубинки, когда полицейские запихивали пьяниц в автобусы.
Всё катится к чертям, полиция выбивается из сил — и во всём этом бардаке Йенсен педантично и неукоснительно следует закону и установленным процедурам.
Изо дня в день, не смотря ни на что, он делает то, что должен. Даже случайно зайдя в кафе попить воды:
Иенсен вернулся, подошел к стойке.
- У вас в туалете лежит пьяный.
Буфетчик пожал плечами и продолжал разглядывать цветные иллюстрации.
Иенсен показал значок. Буфетчик сразу отложил журнал и подошел к телефонному аппарату для вызова полиции. Все предприятия общественного питания имели прямую связь с радиофицированным патрулем ближайшего участка.
За пьяным пришли сонные и усталые полицейские. Когда они выволакивали арестованного, голова его несколько раз ударилась о выкрашенный под мрамор пол.»
А вот, когда у коллег кончается запас прочности:
- У нас тут ночью опять случай был со смертельным исходом. Одна женщина.
- Так-так...
- Она крикнула из камеры, что если она и пила, то лишь затем, чтобы покончить с собой, но полицейские ей помешали... Я ничего не успел сделать.
- Ну и?..
- Бросилась вперед головой на стену камеры и размозжила себе череп. Это не так просто, но у нее получилось.
Врач поднял взгляд. Веки у него припухли и покраснели, и в воздухе запахло спиртом. Едва ли запах мог исходить от стоящего перед ним арестанта, которому только что закатили укол.
- Для этого нужна физическая сила - раз, большая воля - два, - продолжал врач. - И нужно содрать обивку со стены - три.
Почти все освобожденные стояли, засунув руки в карманы и апатично понурив головы. Ни страха, ни отчаяния больше не было в их лицах, одна только беспредельная пустота.
Иенсен вернулся к себе в кабинет, достал очередную карточку и сделал на ней две записи: "Улучшить стенную обивку. Нового врача".
Больше никаких дел у него в кабинете не было, и он ушел не задерживаясь.
Но вот что происходит вечером, когда Йенсен приходит со службы домой.
Иенсен остановил машину перед седьмым домом в третьей линии, выключил зажигание и вылез под холодное звездное небо. Хотя часы показывали всего пять минут одиннадцатого, в доме было темно. Иенсен сунул монету в автомат при стоянке, повернул рычажок с красной часовой стрелкой и пошел к себе.
Он зажег свет, снял плащ, ботинки, галстук, пиджак, расстегнул рубашку, прошелся по комнате, окинул взглядом ее безликую обстановку, большой телевизор и снимки -- еще из полицейской школы, -- развешанные по стенам.
Потом опустил жалюзи на окнах, снял брюки и погасил свет. В темноте прошел на кухню и достал из холодильника бутылку. Прихватив еще и рюмку, отогнул одеяло и простыню и уселся на постели.
Так он сидел и пил -- в полной темноте.
После этого я не смогу выбрать в кумиры кого-то другого.